Маёр Вихрь   ::   Семенов Юлиан Семенович

Этому предшествовала определенная комбинация: он зашел в ту офицерскую парикмахерскую, где работал Коля; офицеры поднялись, он знаком позволил им сидеть, сам опустился в кресло возле окна и углубился в чтение газеты.

- Прошу, - сказал Коля, - прошу вас.

Штирлиц сел в кресло и закрыл глаза. Он ощущал на своем лице руки сына, и было ему в сердце тревожно, сладостно и больно.

- Где вы так хорошо выучились своему ремеслу?

- В Минске.

- Судя по выговору, вы берлинец?

Коля долго молчал, понимая, что к их разговору прислушиваются офицеры.

- Я русский.

Штирлиц открыл глаза и внимательно посмотрел на сына. Хмыкнул и сказал:

- Занятно. Мне приходилось допрашивать русских, но стричься у них - ни разу.

- Я лояльный русский.

- Похвально.

- Мне приятно, что вы оказываете мне доверие.

- Массаж, пожалуйста.

Штирлиц снова закрыл глаза, потому что руки сына гладили лицо, трогали веки, осторожно прикасались к носу, приглаживали морщинистые виски, скользили по гладкому, выпуклому, сильному лбу.

- Немного одеколона?

- Нет. Спасибо, - ответил Штирлиц, по-прежнему не открывая глаз. - Если бы не мои коллеги, ожидающие своей очереди к такому великолепному мастеру, я бы попросил сделать массаж еще раз.

- О, пожалуйста, - сказал танкист офицер.

- Господин оберштурмбанфюрер, прошу вас, - сказал офицер люфтваффе.

- Спасибо, друзья, - ответил Штирлиц, - я не смею злоупотреблять вашей добротой. А вы... Как вас?

- Гришанчиков.