Мысли и сердце   ::   Амосов Николай Михайлович

Ясно и без этого — жить осталось недели. А они оба смотрят с надеждой, как на Бога. Но я не Бог.

— Нет, нельзя оперировать... Пока. (Пока!) Нужно полечиться в своей больнице, если будет лучше, живот опадет, тогда...

Лгу. «Ложь во спасение». Но юноша не верит, просит:

— Вы положите к себе, профессор, подлечите.

— Нет, дорогой, не могу. Тебя долго нужно готовить, а нам места нужны для тех, кого скоро оперировать. Видел, сколько ожидающих операции?

— Значит, вы обманываете меня... Значит, нельзя... Пойдем, папаня... Умирать...

Молчу. Что я скажу? Стыдно за себя, за врачей, за медицину. Зло разбирает. Довели парня до такого состояния, а потом — «к хирургу», «на операцию»... Так в направлении написано. Судить таких, судить! Нет, зачем судить? Просто гнать... А может, его раньше направляли, но сам не поехал... Нет, едва ли. Уже привыкли, знают, что сердце можно оперировать. Расспросить бы парня о врачах, что лечили. Нет, не стоит. Не нужно растравлять рану.

— Вася, посмотрите на штамп — из какой больницы. Написать нужно.

Расстроился. Тут бьешься как рыба об лед, а какой-то тип не потрудится даже посмотреть больного как следует, узнать из журналов, что уже операции делают.

— Давайте повторных. Есть плохие? Каждый раз тревога — вот появится такая Валя, которой стало хуже...

— Нет, сегодня все хорошие. Просто вас хотят видеть. Чтобы профессор сказал...

Отлегло. Готов смотреть хоть три часа.

— Да, там Саша пришел, позовите его тоже на рентген.