На Вечном Пороге   ::   Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Он приказал Князю лезть в кузов, а мне пересаживаться в кабину. Я было запротестовал, но женщины стали меня уговаривать, как больного: "Иди, Мишенька, иди!" Нюрка даже по голове меня погладила. Пришлось зачем-то пересесть в кабину. Там не так трясло и подкидывало, но я разозлился и молчал. Зиновий Гусач тоже вначале будто лишился языка. Он яростно вертел баранку, искоса поглядывал на меня зеленым глазом. Лицо его посуровело, желваки даже ходили.

Солнце тем временем зашло, но почти не стемнело - здесь стояли белые ночи. Только тайга окуталась сумерками, и на дорогу повеяло сыростью и прелью, да сильнее запахло хвоей.

Дорога летела по сопкам, по горам, иногда в неярком, как бы притушенном пучке света от фар перебегали дорогу какие-то мохнатые зверьки.

- Есть не хочешь? - спросил Зиновий.

- Спасибо, не хочу.

Он засопел и первый раз прямо взглянул мне в лицо. Почувствовав в нем друга, я заговорил. Желание оправдаться заставило меня рассказать про Пелагею Спиридоновну, про то, как мне не передали письмо.

- Самое простое дело! Из заключения вот тоже ребятам не передают письма, чтоб разговоров лишних не было. А заведующая детдомом напишет матери: не надо травмировать детскую душу. А то не поймет, какая радость ребенку письмо отца. Видел я...

Мне отчаянно хотелось спросить про отца, но я почему-то не решался и успокаивал себя: через несколько часов его увижу.

- Мне Михаил Харитонович вроде как отец родной,- заговорил снова Зиновий.