От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) :: Библер В С
Страница:
587 из 689
Я лишь хотел наметить - именно наметить, предположить, загадать, - но отнюдь не разрешить и не разгадать - ту нравственную перипетию, что с особой силой и с откровенной жесткостью (даже - жестокостью) сказалась в заторможенной поэтике стиха Маяковского, не могущей разрешиться в катарсисе свободного поступка. Свободного "тайной свободой" Пушкина и Блока, а не произволом эгоистических или (и) коллективистских судорог...
Поворот "Трагедии Александр Блок" в русло "Трагедии Владимир Маяковский" - это лишь одно из ответвлений нравственной перипетии XX века. Ответвление, социально определяющее первую треть нашего столетия.
Однако еще в 10 - 20-е годы были великие лирики - Пастернак, Мандельштам, Цветаева (если оставаться в пределах России), которые оказались способными возможно, благодаря заторможенности своего общественного темперамента болезненно воспринять, как неизбежно срывается (в пропасть общих мест...) самый высокий поэтический голос, как только он провозглашает: "Я счастлив, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз..." Эти лирики безнадежно и глубоко плодотворно стремились взаимопредложить и взаимоисключить "высокую болезнь" песни (эгоцентрическое ритмизирование мира) и освобождающий соблазн полного самоотречения ("во имя...").
Еще двусмысленней, чем песнь,
Тупое слово "враг".
Гощу. - Гостит во всех мирах
Высокая болезнь.
Всю жизнь я быть хотел, как вы,
Но век в своей красе
Сильнее моего нытья
И хочет быть, как я.
Пастернак Б. Высокая болезнь
Именно эти лирики 10 - 20-х годов в значительной мере предвосхитили всеобщий нравственный смысл коренных трагедий личности XX века.
|< Пред. 585 586 587 588 589 След. >|