Петербургские трущобы (Том 2)   ::   Крестовский Всеволод Владимирович

Уж ты поведь-ко мне, голубчик, ты - человек по откровению просвещенный.

- На то и просвещен, чтобы поведать во тьме ходящим, - с важностью и достоинством согласился Фомка. - Тут бо есть положено изображение печати антихристовой - уразумей сице, матка моя, коли имеши разумение!

- Уразумела, батюшка, уразумела, касатик мой... Да только... как же это мы-то, верные, и вдруг... печатью и семенем пользуемся?

- Руки свои оскверняем, потому, никак иначе невозможно, доколе в мире сем живем и доколе антихрист воцаряется. А нам надлежит всяку потраву и зло ему творити, дондеже не исчезнет. А ты знаешь ли, матка, чем дух-то святый повелел мне в откровении зло ему учинять? - таинственно и даже отчасти грозно спросил ее Фомушка.

- Неизвестна о том, наставниче, неизвестна... Человек я темный, сокрушаясь, помотала головой хлыстовка.

- А вот чем! - пристально уставился на нее блаженный. - В этом семени и печати есть его главная сила, и коли эту самую силу сокрушить, то и враг исконный сокрушится и уйдет обратно в греческую землю, где первично и народился, по писанию. А как сокрушить эту силу вражию?

- Неизвестна, батюшко, и о том неизвестна...

- Я тебе открою сие, только внимай со тщанием. Есть у них закон такой грозный, что буде кто это самое семя и печати его подделывать станет, тот да будет биен много и нещадно, и в Палестины сибирские на каторгу ссылаем.