Под нами Берлин   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

— Но война-то мешает любви.

Кустов за эти дни очень изменился. Он стал более уравновешенным, спокойным и даже каким-то щеголеватым. Если раньше брил свою редкую бородку через три-четыре дня, то теперь — каждый вечер; раньше никогда почти не пользовала утюгом, теперь с его брюк галифе не сходили свежие стрелки. Раньше он, как Герой Советского Союза, пользовался только одним преимуществом — больше других летал в бой. Теперь где-то узнал, что Героям Советского Союза полагается улучшенное обмундирование, решил этим воспользоваться — сменить хлопчатобумажные брюки и гимнастерку на шерстяные. Его постигла неудача, на складе не оказалось большого размера. Кустова это расстроило.

— Безобразие! Нашили на лилипутов!

— Не кипятись. Таких гренадеров-истребителей, как ты, раз, два — и обчелся, — заметил я. — А потом, почему тебе так приспичило именно сегодня? Обещали все скоро привезти. Потерпи.

— Так-то оно так, но обидно: сегодня Люся должна познакомить меня со своей матерью. И мне хотелось бы приодеться.

— Значит, у вас назначено что-то вроде смотрин или сговора?

Хотя керосиновая лама горела тускло, но я в зеркале хорошо видел его лицо, довольное и чуть загадочное. —

— Сам не знаю, — Кусов старательно побрызгался французским одеколоном, купленным вместе с утюгом на базаре. — Но свадьбу складывать нельзя. Полк может улететь отсюда. Что тогда подумают обо мне Люся и ее мать? Нам обоим нужно будущее.

— Свадьбу думаешь утроить? — удивился я.