JК
Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. :: Сарнов Бенедикт Михайлович
Страница: 777 из 860И он рассказывал…
Он рассказывал про голод, холод, про другие тяготы, про издевательства, какие только может создать воображение садиста, про вещи, только услышав которые человек перестает есть и спать; он мне рассказывал, что, как только его арестовали в 1938 году, с ним сразу сделали нечто такое, отчего тут же пришлось отправить его в лазарет; и обо всем этом он говорил ровным тоном, не меняя выражения. И только когда он вспоминал, как начальник лагеря сказал – «не пишет, ну то-то», – в глазах его появлялся злой, отчаянный огонь.
Рассказывая эту историю, Заболоцкий обычно никак ее не комментировал. Но однажды он не удержался.
Однажды в минуту душевного растворения он все-таки сказал мне одну фразу на эту тему. «Я только поэт и только о поэзии могу судить. Я не знаю, может быть, социализм и в самом деле полезен для техники. Искусству он несет смерть».
Как полезен социализм для техники, мы теперь тоже знаем. Но то, что искусству он несет смерть, – это узналось довольно рано. Самоубийство Маяковского было первым сигналом бедствия, первым предвестием этого знания. (До этого были расстрел Гумилева, самоубийство Есенина. Но не только Гумилев, даже Есенин был чужой: последний поэт деревни, отщепенец, звонкий забулдыга-подмастерье… А Маяковский-то ведь – свой! Из всех своих – свой!)
Именно как предвестие какой-то общей, всех касающейся беды был воспринят выстрел Маяковского современниками.
Он рассказывал про голод, холод, про другие тяготы, про издевательства, какие только может создать воображение садиста, про вещи, только услышав которые человек перестает есть и спать; он мне рассказывал, что, как только его арестовали в 1938 году, с ним сразу сделали нечто такое, отчего тут же пришлось отправить его в лазарет; и обо всем этом он говорил ровным тоном, не меняя выражения. И только когда он вспоминал, как начальник лагеря сказал – «не пишет, ну то-то», – в глазах его появлялся злой, отчаянный огонь.
Рассказывая эту историю, Заболоцкий обычно никак ее не комментировал. Но однажды он не удержался.
Однажды в минуту душевного растворения он все-таки сказал мне одну фразу на эту тему. «Я только поэт и только о поэзии могу судить. Я не знаю, может быть, социализм и в самом деле полезен для техники. Искусству он несет смерть».
Как полезен социализм для техники, мы теперь тоже знаем. Но то, что искусству он несет смерть, – это узналось довольно рано. Самоубийство Маяковского было первым сигналом бедствия, первым предвестием этого знания. (До этого были расстрел Гумилева, самоубийство Есенина. Но не только Гумилев, даже Есенин был чужой: последний поэт деревни, отщепенец, звонкий забулдыга-подмастерье… А Маяковский-то ведь – свой! Из всех своих – свой!)
Именно как предвестие какой-то общей, всех касающейся беды был воспринят выстрел Маяковского современниками.