Страница:
38 из 130
Огромный, до блеска вычищенный самовар на столе - и фотоаппарат "Киев", старое, потускневшее зеркало в раме с завитушками - и тарелка с портретом Гагарина на столе. До чего странно, не к месту выглядел здесь Гагарин! Остальные вещи, хотя и было сразу видно чьи, как-то мирились, сосуществовали. И так тяжело пахло чем-то едким - нафталином, что ли?
- Мамаша, к вам пришли! - негромко позвал Харитон. Он стоял посреди горницы и внимательно рассматривал меня. Легкая ухмылка тронула его жесткие губы. Парень был красивый, кудрявый, но диковатый.
Кто-то проворчал за дверью, и в горницу вошла высокая, хмурая старуха с густыми черными бровями, в темном платье, повязанная по-монашески черным платком. У нее было неподвижное темное лицо, словно его вырубили из дерева; полное отсутствие мимики - и на этом мертвом лице неожиданно яркие, лучистые, серые глаза, полные тоски, злобы, неудовлетворенности. Да, глаза были живы е!.. Мороз у меня по коже пошел.
- Из Москвы, поди? - сдержанно спросила она поклонившись. Я передала ей сверток.
- Третьего дни письмецо получили от Василия, сказывал, что вы зайдете. Ну, что ж... Харитонушка, поставил бы ты самовар... поясницу разломило... должно, к непогоде. А вы садитесь, в ногах правды нет. Вас Таисией зовут?
Я села на стул. Интересно, что писал им Василий?
За чаем Виринея Егоровна расспрашивала, как живет Василий, где сейчас дети. Пожевала бледными губами, узнав, что у дедушки и бабушки. Что-то вроде ревнивого чувства тенью прошло по ее худому, с впалыми щеками лицу.
|< Пред. 36 37 38 39 40 След. >|