Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года   ::   Говоров Александр

- Досталось тебе, мать моя, - сказал бурмистр,щелкая орешки.

История прачки Грачевой многократно обсуждалась и уже не вызывала липших разговоров. Вольная дочь приказного писаря, она вышла по любви за переведенца-канатчика. Тогда особенно не разбирались - беглый, не беглый, лишь царю канаты вей. Дом они отстроили - вот этот самый, - родилась Аленка.

Да добрался-таки розыск беглецов и до канатчика Грачева. Явился полицейский ярыжка, предъявил повестку. Оказалось, что Грачев лет тридцать тому назад от кабальной записи уклонился.

Но канатный мастер Грачев уже лежал на смертном одре. Свела его работа гнучая, пыль едкая, марь болотная

санктпетербургская. Казалось бы, что - повыла вдова, и делу конец, сама-то она по рождению вольная.

Ан нет, через малое время прибыл откуда-то из мценских дебрей Евмолп Холявин, недоросль. В полк по протекции поступил. Предъявил права и на грачевский дом, и на все ими нажитое, как на проценты за неуплаты кабалы. Ходил он в контору и там бумагу выправил, что после смерти отца кабальная запись распространяется на дочь. Так вольная Аленка стала крепостной!

- Не повезло тебе, баба, - сочувствовал бурмистр, а вдова то и дело подхватывала в передник набегающую слезу.

- Самой мне что, - говорила прачка. - Я двужильная. Вот к доченьке моей он подбирается, змей! Я уж предлагала, давай, мол, батюшка, поменяем в конторе запись. Пусть я лучше буду твоей крепостной. Он же смеется, бог ему прости.