Томас Манн   ::   Апт С

целыми днями, вытянувшись на странной формы полукушетке-полушезлонге, читал "Мир как воля и представление". Одиноко-порывистая, тянущаяся к миру и смерти молодость - как пила она волшебное зелье этой метафизики, существо которой - эротика, метафизики, в которой я узнал духовный источник музыки "Тристана"! Так читают лишь один раз. Такое не повторяется. И какое счастье, что мне не нужно было замыкать в себе подобное переживание, что прекрасная возможность заявить о нем, поблагодарить за него представилась сразу же, что поэтическое пристанище прямо для всего этого было готово! Ибо в двух шагах от моей кушетки лежала раскрытая, невозможно и непрактично разбухшая рукопись, ...доведенная как раз до того места, где надо было умертвить Томаса Будденброка..."

Но вернемся в Италию.

С особым усердием собирал Томас Манн всякие обороты речи, которые могли пригодиться в романе. Он записывал претенциозные французские словечки патрицианского лексикона (affront, a la mode cavalier, surprise и т. п.), выражения, характеризующие среду и героев ("Он даже не купец"; "Дамы называют своих супругов "Мой дорогой Жан"; "Я женился на тебе только ради денег"), целые фразы на нижненемецком диалекте, употребительном у любекского простонародья. Позднее, продолжая работу над "Будденброками" в Мюнхене, он выпытал у своего младшего брата Виктора, которому тогда было лет восемь, несколько специфически мюнхенских бранных слов, чтобы вложить их в уста второго мужа Тони, господина Перманедера.