Жертва (Великий Моурави - 2)   ::   Антоновская Анна Арнольдовна

Вот Важика... Вот Бахала... Вот еще... Остались двое - Датвиа и Чуа. Они взялись за руки - обряд братства перед смертью - и дрались, пока не упали вместе, не выпуская из крепко сжатых рук залитые кровью кинжалы.

В бешенстве Карчи-хан ударил ногой в изрубленное лицо Датвиа и велел тут же на дубе повесить тринадцать мертвых тушин.

Но храбрецы остались жить в песнях тушинского народа. Расположившись на кейф в тронном зале, шах, потягивая кальян, высказал Караджугай-хану свое сожаление, что Саакадзе с "барсами" и отрядом исфаханских сарбазов вынужден был уйти на усмирение Белакани. И вот он, "лев Ирана", лишился увлекательного зрелища битвы искусного полководца Саакадзе и неустрашимых минбашей "барсов" с тушинскими шайтанами. И, следя за кругами голубоватого дыма, добродушно добавил; "Аллах знает, кто бы раньше выронил щиты!"

Понимающе посмотрел на шаха Караджугай-хан и, медленно погладив сизый шрам на левой щеке, ответил:

- Шах-ин-шах, ты можешь усладиться таким зрелищем после покорения всей Грузии.

Когда к вечеру Саакадзе с "барсами" подъезжал к Греми, город дымился, в развалинах, из которых ему больше не суждено было подняться.

Проскакав вперед с "барсами", Саакадзе сдавленно по-грузински сказал:

- Помните, никакого неудовольствия! Лица ваши должны сиять счастьем. От этого зависят не только ваши жизни, но и жизни тысячи грузин...

И, не оборачиваясь, помчался вперед.