Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса   ::   Говоров Александр

И захохотал, поперхнулся:

- Да уж теперь и не знаю, когда он исполнится, этот час, государь-то выздоровел, хе-хе, скоропостижно... И все, кто смерти его чаял, обмишурились, ровно мыши на погребении кота!

И он нервно захихикал, обвел пальцем вокруг шеи, будто накидывая петлю, даже закатил глаза и высунул язык, чтобы выразительнее показать, какая участь теперь ждет этих мышей.

- Завтра состригу свои космы, - продолжал он, нахихикавшись, - кои отпустил как опальный стольник. Я ведь стольник, Киприашка, хе-хе-хе! Состригу - и в путь! Везу с собой обстоятельную челобитную государю, всех врагов отечества в ней разоблачаю, всех этих Меншиковых, Ершовых, всех Салтыковых, Ушаковых. Хоть они и грызутся меж собой, а на самом деле они из одной шайки! Взгляни на меня, - Кикин указал в сторону зеркала, где было видно его отражение, - худ я, тощ, бледен, однако уныния во мне нету. Всех в сокрушение приведу, всех, всех!

Он держал Киприанова за пуговицу его чинного немецкого кафтана и даже крутил в такт своей речи. Наконец отпустил и оттолкнул легонечко.

- А за газетою санктпитербурхской приходить станет протопоп из Кремлевского собора Яшка Игнатьев - знаешь? Громогласный такой, невежа, дуролом, духовный пастырь, хи-хи-хи!

И Кикин наконец отошел, а Бяше показалось, что отец испугался хихикающего Кикина больше, чем мечущего громы и молнии вице-губернатора Ершова.

Киприанов нашел на втором этаже покои, где собиралось купечество, и сказал сыну:

- Я тут побуду, а ты тайнцуй. Приглашай, да смелее.