Самый красивый из берсальеров   ::   Эксбрайа Шарль

- И, несмотря на это, я ему нравлюсь?

- Нравитесь? Мадонна! Да он с утра до ночи донимает меня разговорами о вас! "Шеф, - говорит, - как вы думаете, может она меня полюбить?.. Шеф, как по-вашему, она не рассмеется мне в лицо, если я скажу о своей любви? Я никогда не осмелюсь, шеф..."

Тарчинини выдумывал, вышивая по новой канве историю любви, вечно звучавшую в его душе. Он никогда не напишет ее, но будет жить ею до конца своих дней. В сущности, Ромео даже не лгал. Нет, он совершенно искренне думал, что ради общего счастья все должно случиться именно так. По правде говоря, очень скоро веронца уже не смущали никакие условности и ограничения. Идиллия рисовалась ему исключительно в лазурных тонах.

- Он любит вас и не смеет в том признаться, Стелла. Неужели вы откажетесь от своего счастья? Нет, это вы должны взять парня за руку и сказать, что знаете о его чувствах...

Ромео с блеском разыграл всю сцену. Он изображал отважную девушку, ради собственного счастья готовую отринуть предрассудки, и молодого человека, от восторга не смеющего верить собственным ушам. Описывая их встречу, он как будто сам переживал каждый миг, и обжигавшие его веки слезы умиления были настоящими, ибо Тарчинини, как и "бедная тетя" Пия, жил в не совсем реальном, далеком от нашего мире. И лишь прямой вопрос Стеллы Дани вернул его на землю:

- А почему он называет вас шефом, синьор комиссар?

В голове Ромео произошло что-то вроде сейсмического толчка. Сообразив, куда завели его краснобайство и природная восторженность, полицейский на минуту окаменел, но отступить он не мог, не рискуя прослыть лжецом.