Неприкаянность   ::   Джин Яна

А если в жёлтый час моей кончины,

когда обрежет время пуповину,

связавшую меня с пространством, –

в отличье от Тебя, готовым к постоянству, –

Ты, пучеглазый, спросишь: «Что творила?» –

"Играла музыка, – скажу, – и я кружилась».

Я дожила уже до часа, что рассёк

моё существованье пополам,

до той нейтральной зоны, где исток

один у "смех" и "плач", у "здесь" и "там",

где Ты и жертвенный телец Твой есть одно,

где рифма не в конце строки, а – всё равно.

Я родилась не в том пространстве, где умру,

а в том, что смотрит исподлобья и с прищуром

не от избытка света поутру,

а из жестокости и плутовской натуры.

Я родилась в краю, где лгут поэтам,

но я сбежала. И меня там больше нет.

Жила как все. Совместно. В одиночку.

Влюблялась. Вылюблялась. И клялась.

Я отрекалась, превращаясь в точку;

и в запятую; и в ничто. Бралась

за то, что приносило и страданья,

и радости. Молилась и гналась

за смертью. И почти настигла дважды.

Сбегала в никуда, как каждый.

Жила с мужчиной. Он не то что жажды

не ведал к жизни, – жить стеснялся.

Её – покуда был живой – чурался.

Не знал глагола "брать", но знал "давать".

В конце концов собрался с духом

и улетучился с холодным жёлтым духом.

Но я молчала. Не рыдала

и в день, когда они моё дитя…

Ты знаешь зту боль. Я не взывала

к Тебе… Ты Сам ни капельки дождя

не проронил, когда убили Сына.

Теперь уже, две тыщи лет спустя,

Тебе просить прощенья не пристало.