Семь преступлений в Риме   ::   Прево Гийом

Говоря это, я осознавал, что являюсь единственным виновником немилости к Винчи. И все это из-за моей глупой болтовни и желания покрасоваться перед молодой Альдобрандини!

— Я должен… должен вам сказать, что вчера я виделся с Капедиферро, мэтр, и что из некоторых моих слов он смог… смог заключить…

Он положил руку на мое плечо.

— Ты хороший парень, Гвидо. Твои угрызения совести делают тебе честь. Если бы судьбе было угодно даровать мне сына…

Большего он не сказал.

— Не стоит понапрасну винить себя. Чуть раньше, чуть позже, но все стало бы известно. А я тверд в решении отстаивать свое мнение перед кем угодно: обжигальщик непричастен к этой серии преступлений. Вчера… вчера мне пришла одна идея… Так вот… Тебе известно, как обращаются к женщинам в Авеццано и его окрестностях?

Я все больше поражался. Этого человека одни обвиняют в ереси, другие — в колдовстве, этого человека, величайшего художника своего времени, изгоняют из города как прокаженного, а он спокойно говорит о языковых особенностях Апеннин!

— Авеццано? — повторил я.

— Да, Авеццано. Когда-то я останавливался там на два-три дня во время путешествия к Адриатике. Было это лет пятьдесят назад.

— Жать, но я пока не понимаю вас.

— Поймешь! В Авеццано родился Джакопо Верде! Так вот! Знай, что там редко употребляют обращение «синьора». Чаще к женщине обращаются «донна»: донна Альбицци, донна Синибальди. Такое распространено только в тех местах.