Рассказы о чудесном   ::   Мориц Юнна

Там на веранде зажгли верхний свет, и в одном из окон сакли тоже что-то затеплилось. "Свеча, может быть,- подумал Алеша,- при Пушкине были бы свечи". И он улыбнулся, потому что вдохнул глубоко и услышал, как чудно пахнет живая лошадь, живая гора, поросшая живой травой и живыми кустами живой акации, и живой шелковицей... Просто стало Алеше легче, его сердце, скачущее, как лошадь, схрупало три куска сахара и теперь мчалось дальше, весело согревая живую кровь, которая вмиг обсушила жарким ветром его лицо, орошенное смертным по Їтом и стянутое колючим льдом. Отец подошел, и обнял, и поцеловал Алешу в макушку. Он сказал: - Этот тип свалился, как сковородка с гвоздя. Но завтра мы будем одни. И послезавтра мы будем одни. И я, Алеша, кое-что тебе объясню... Это ты не видел меня три года. А я тебя видел... каждый день. Где бы ни был, о чем бы ни думал... Не говоря уж о том, что я дважды в месяц езжу в командировки в Москву, чтобы глянуть, как ты там... ну, идешь в спортивную школу. Завтра! Все завтра! Завтра я напишу твой портрет! Завтра я смогу с тобой говорить о серьезных вещах... Ты даже не представляешь себе, из-за какой чепухи люди в молодости... в молодости они так беспощадны друг к другу! А в моем уже возрасте... они безгранично терпимы. Спать! Все будет завтра - и силы, и время, и слова! Алеша пошел за отцом по узкой тропе, облитой лунным сиянием, пошел сквозь кустарник, замгленный пылью и пухом, сквозь дикий сад, отливающий черной зеленью и серебристой - с изнанки.