JК
Базалетский бой :: Антоновская Анна Арнольдовна
Страница: 423 из 736На должном расстоянии от властелина застыли мамлюки в белых тюрбанах, с копьями наперевес. Перед шахом угодливо изогнулся Мамеселей.
Лицо Аббаса точно застыло, лишь голубоватая жилка учащенно билась у виска. Охваченный яростью, властелин готов был вызвать прислужников с опахалами, дабы искусственным ветром умерить жар, опаливший его душу.
– А не принял ли ты, купец, ночного джинна за посла северного царя?
– Нет, шах-ин-шах, это был русский князь, сын Тюфякина.
– Хорошо. Но, может, он не слыхал песни своих сокольников?
– От первого и до последнего слова она была в пределах слуха посла.
– Хорошо. Но, может, смысл песни был не тот, который ты понял, а тот, который понял русский князь?
– Я слушал не для себя, шах-ин-шах, а для грозного «льва Ирана».
– Хорошо. Но не была ли эта песня подобна капле воды, упавшей на раскаленное железо?
– Нет, шах-ин-шах, она больше походила на глыбу льда, упавшую на сердце Мамеселея.
– Иди!
Мамлюки отвели копья. Купец исчез.
Сверкнув глазами, шах Аббас с силой сжал кулаки. Если бы «смиренный» Реза-Аббаси, придворный художник, захотел изобразить апогей свирепости, он не нашел бы лучшей натуры. Шах был наедине, он мог быть самим собой. Купец-лазутчик доставил ему лишь одну каплю истины, но она переполнила ту чашу правды, которую ему предстояло испить.
Лицо Аббаса точно застыло, лишь голубоватая жилка учащенно билась у виска. Охваченный яростью, властелин готов был вызвать прислужников с опахалами, дабы искусственным ветром умерить жар, опаливший его душу.
– А не принял ли ты, купец, ночного джинна за посла северного царя?
– Нет, шах-ин-шах, это был русский князь, сын Тюфякина.
– Хорошо. Но, может, он не слыхал песни своих сокольников?
– От первого и до последнего слова она была в пределах слуха посла.
– Хорошо. Но, может, смысл песни был не тот, который ты понял, а тот, который понял русский князь?
– Я слушал не для себя, шах-ин-шах, а для грозного «льва Ирана».
– Хорошо. Но не была ли эта песня подобна капле воды, упавшей на раскаленное железо?
– Нет, шах-ин-шах, она больше походила на глыбу льда, упавшую на сердце Мамеселея.
– Иди!
Мамлюки отвели копья. Купец исчез.
Сверкнув глазами, шах Аббас с силой сжал кулаки. Если бы «смиренный» Реза-Аббаси, придворный художник, захотел изобразить апогей свирепости, он не нашел бы лучшей натуры. Шах был наедине, он мог быть самим собой. Купец-лазутчик доставил ему лишь одну каплю истины, но она переполнила ту чашу правды, которую ему предстояло испить.