Базалетский бой   ::   Антоновская Анна Арнольдовна

Не так ли смертельно раненная в сердце газель силится высказать жалобу?

Не так ли разбитая амфора роняет по капле вино, подобное застывающей крови?

Не так ли струна, обрываясь, издает жалобный стон?

О неумолимая жизнь, в каком сосуде хранишь ты сострадание?"

Лихорадочный озноб охватил Керима. С ужасом взирал он на Тэкле, распростершуюся у башни. Он силился отогнать нахлынувший страх и с мнимым спокойствием, прервав гогот сарбазов, строго распорядился:

– Хан составляет послание шах-ин-шаху и стенания несчастной может принять за плохое предзнаменование. Немедленно оттащить ее к базару!

– Прогнать палками! – крикнул рябой, прибежавший за Керимом.

Но что-то из молодых запротестовал:

– У каждого есть мать!

– О сын собаки! – выкрикнул свирепый сарбаз. – Моя мать лишь раз в день ест черствый лаваш, смешанный с глиной, а эта саранча каждый день вымогала по бисти у пленного. Каждый день по бисти! Тридцать бисти в месяц!

Неожиданно Тэкле вскочила, пугливо оглянулась и вскинула руки, словно собиралась взлететь:

– О люди! У кого душа не обледенела, добейте меня! Или нет в вас милосердия? Пощады! Пощады прошу! Добейте меня! Жестокий бог, что сделала я твоему небу? Почему, смертельно ранив, не захотел соединить меня с неповторимо прекрасным? Люди!..

– Гурджи! Гурджи! Клянусь Меккой, гурджи! – обрадованно завопил понимающий по-грузински рябой сарбаз.