JК
Человек-землетрясение :: Конзалик Хайнц
Страница: 413 из 464Ты, дорогой Чокк, лежишь на пляже, в полной уверенности, что она в парикмахерской, сохнетпод колпаком. Послушай, что разгорячило ее на самом деле…
Судорожно сжав пальцы, Чокки слушал магнитофон, и ему казалось, что он прожил двадцать минут в чреве вулкана, в кипящей лаве. И под конец – имя девушки, точно объявленное, как время по радио.
Гонг. Следующая передача.
На очереди был Александр Вилькес, сын судовладельца, всегда улыбающийся, добродушный гигант, не мужчина, а медведь в золотистой шкуре.
– Я убью его… – пробормотал Вилькес, когда раскаленные стрелы Боба разорвали и его сердце. – Клянусь Богом, я это дослушаю, а потом разделаю эту свинью на куски в его квартире!
Но под конец «передачи, посвященной Вилькесу», как с тонкой иронией резюмировал Боб, тот, как и другие, был не в состоянии сдвинуться с места. Услышанное парализовало его… Тело мужчины можно изрешетить пулями, ему можно ампутировать ноги и руки, выколоть глаза и вырвать язык, намотать на кол его внутренности или выбить мозги – он все вытерпит. Но одного он никогда не вынесет: быть смешным в глазах женщины. А все они, сидящие вокруг замолкнувшего магнитофона, были превращены в клоунов, в жалких, дешевых, бесталанных, хилых, пошлых, убогих подмастерьев любви. Они многократно услышали это – в блаженном до жестокости лепете, в выкриках, стонах и вздохах. Женщины, обладание которыми составляло их гордость, выносили им смертный приговор как мужчинам в тот момент, когда другой распахивал перед ними небо, затянутое раньше тучами.
Судорожно сжав пальцы, Чокки слушал магнитофон, и ему казалось, что он прожил двадцать минут в чреве вулкана, в кипящей лаве. И под конец – имя девушки, точно объявленное, как время по радио.
Гонг. Следующая передача.
На очереди был Александр Вилькес, сын судовладельца, всегда улыбающийся, добродушный гигант, не мужчина, а медведь в золотистой шкуре.
– Я убью его… – пробормотал Вилькес, когда раскаленные стрелы Боба разорвали и его сердце. – Клянусь Богом, я это дослушаю, а потом разделаю эту свинью на куски в его квартире!
Но под конец «передачи, посвященной Вилькесу», как с тонкой иронией резюмировал Боб, тот, как и другие, был не в состоянии сдвинуться с места. Услышанное парализовало его… Тело мужчины можно изрешетить пулями, ему можно ампутировать ноги и руки, выколоть глаза и вырвать язык, намотать на кол его внутренности или выбить мозги – он все вытерпит. Но одного он никогда не вынесет: быть смешным в глазах женщины. А все они, сидящие вокруг замолкнувшего магнитофона, были превращены в клоунов, в жалких, дешевых, бесталанных, хилых, пошлых, убогих подмастерьев любви. Они многократно услышали это – в блаженном до жестокости лепете, в выкриках, стонах и вздохах. Женщины, обладание которыми составляло их гордость, выносили им смертный приговор как мужчинам в тот момент, когда другой распахивал перед ними небо, затянутое раньше тучами.