Друзья поневоле   ::   Волошин Юрий

Пахом молча вывел коня, развернул его и медленно, нехотя поплелся к своим товарищам по несчастью, которые дожидались его, сидя на сене в санях. Петька шел следом за ним.

Сафрон поднялся, взглянул горестно на сына и сказал:

– Ох, сынок, чует мое сердце, не к добру ты нам своего татарина навязал. Обуза-то какая…

– Что ж делать, тятя? Человек ведь, а я в него стрельнул. Негоже творить нам нечестивое. Не по-божески это. Дядя Силантий не одобрил бы сего.

– Да уж. Ну ладно, хватит разговоров. Путь дальний, а для нас еще и опасный. Поехали, Пахом.

Тут подошел монах-послушник и, протянув плошку Пахому, молвил:

– Брат Тимофей наказал татарину испить отвара. Подай ему.

– И чего это я должен?.. – Пахом вздохнул, но принял плошку.

– Дай мне, Пахомка, – попросил Петька и смело взял протянутую с готовностью плошку. – На, пей, горемычный, это должно облегчить тебе твои муки. Верь брату Тимофею. Он Божий человек, хитрить не станет.

Татарин помолчал малость, подумал, но потом приподнял голову, и Петька поднес плошку к его губам. Гримаса отвращения исказила лицо татарина, он отворотил голову, но Петька настойчиво продолжил:

– Не вороти морду, нехристь! Пей, тебе говорю. Надо. Все пользительное горько, я знаю. Но это все ж лучше, чем боль в ноге. Верно говорю.

Татарин с усилием выпил отвар и откинулся на сено. Он был укрыт тяжелой бараньей полостью, но его трясло в ознобе. Он ежился, молчал, закрыв глаза и стиснув зубы.