JК
Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 :: Дюма Александр
Страница: 732 из 843Однако при виде трупа я говорю себе: «Смерть! Смерть! Ты так же всесильна, как Бог! Ты правишь миром, и никто не может тебя победить!»
Альтотас выслушал Бальзамо, не перебивая и выдавая нетерпение лишь тем, что вертел в пальцах скальпель; когда его ученик завершил свою скорбно-торжественную речь, старик с улыбкой огляделся; его проницательный взгляд, способный, казалось, разгадать любую тайну природы, остановился на дрожавшей в углу комнаты черной собачонке, лежавшей на тощей соломенной подстилке; это была последняя из трех собак, которыхБальзамо приказал принести по просьбе старика для опытов.
— Возьми этого пса, — сказал Альтотас Бальзамо, — и положи на стол.
Бальзамо послушно положил собаку на мраморный стол.
Пес, казалось, предчувствовал скорый конец и, ощутив на себе руку исследователя, задрожал, стал вырываться и взвыл, как только коснулся холодного мрамора.
— Раз ты веришь в смерть, стало быть, веришь и в жизнь? — спросил Альтотас.
— Несомненно!
— Вот пес, представляющийся мне вполне живым, а ты что скажешь?
— Конечно, живой, раз он воет, отбивается и боится.
— До чего же отвратительны эти черные собаки! Постарайся в следующий раз раздобыть белых.
— Хорошо.
— Итак, мы говорили, что этот пес — живой. Ну-ка, полай, малыш, — прибавил старик, мрачно расхохотавшись, — полай, чтобы сеньор Ашарат убедился в том, что ты — живой.
Он тронул пальцем какой-то мускул, и собака громко залаяла, вернее, жалобно взвизгнула.
— Прекрасно! Подвинь стеклянный колпак… Вот так! Давай сюда собаку… Ну вот, готово!.. Я, кстати, забыл спросить, в какую смерть ты веришь больше всего.
— Не понимаю, о чем вы говорите, учитель: смерть есть смерть.
— Справедливо! Ты прав, я придерживаюсь такого же мнения! Ну, раз смерть есть смерть, выкачивай воздух.
Бальзамо повернул колесико, и через клапан с пронзительным свистом стал выходить воздух из-под колпака с собакой.
Альтотас выслушал Бальзамо, не перебивая и выдавая нетерпение лишь тем, что вертел в пальцах скальпель; когда его ученик завершил свою скорбно-торжественную речь, старик с улыбкой огляделся; его проницательный взгляд, способный, казалось, разгадать любую тайну природы, остановился на дрожавшей в углу комнаты черной собачонке, лежавшей на тощей соломенной подстилке; это была последняя из трех собак, которыхБальзамо приказал принести по просьбе старика для опытов.
— Возьми этого пса, — сказал Альтотас Бальзамо, — и положи на стол.
Бальзамо послушно положил собаку на мраморный стол.
Пес, казалось, предчувствовал скорый конец и, ощутив на себе руку исследователя, задрожал, стал вырываться и взвыл, как только коснулся холодного мрамора.
— Раз ты веришь в смерть, стало быть, веришь и в жизнь? — спросил Альтотас.
— Несомненно!
— Вот пес, представляющийся мне вполне живым, а ты что скажешь?
— Конечно, живой, раз он воет, отбивается и боится.
— До чего же отвратительны эти черные собаки! Постарайся в следующий раз раздобыть белых.
— Хорошо.
— Итак, мы говорили, что этот пес — живой. Ну-ка, полай, малыш, — прибавил старик, мрачно расхохотавшись, — полай, чтобы сеньор Ашарат убедился в том, что ты — живой.
Он тронул пальцем какой-то мускул, и собака громко залаяла, вернее, жалобно взвизгнула.
— Прекрасно! Подвинь стеклянный колпак… Вот так! Давай сюда собаку… Ну вот, готово!.. Я, кстати, забыл спросить, в какую смерть ты веришь больше всего.
— Не понимаю, о чем вы говорите, учитель: смерть есть смерть.
— Справедливо! Ты прав, я придерживаюсь такого же мнения! Ну, раз смерть есть смерть, выкачивай воздух.
Бальзамо повернул колесико, и через клапан с пронзительным свистом стал выходить воздух из-под колпака с собакой.