Ленинградская зима   ::   Ардаматский Василий Иванович

Все это Давыдченко снес в милицию и заявил о покойнике — от греха подальше…

Из ленинградского дневника



Они лежат на улице, уже запорошенные снежком, и возле них тропинки делают обходную петлю. Живые научились проходить мимо и не смотреть.

Везут, везут. Еле бредут, шатаются, но тянут страшную поклажу. На санках, на досках, листах фанеры. Одна женщина везла в полированном деревянном футляре башенных часов, и лицо мужчины, обросшее черными волосами, было за стеклом циферблата…

А живые живут. Кто может — работает. Кто не может — старается не умереть. Охраняют свои дома — для того, чтобы в них жить. Для чего же еще?

Вчера ко мне опять приходили девчата из «бытовки» Лена Уварова и Варя Малахова. Впрочем, Варя уже жена. Смеется: «Мужа вижу визуально, но с дистанции».

«Все возим да возим, ничего нового… — говорит Лена. — Вот созывали нас на совещание о весне. Когда все оттает, представляете, что будет?»

Говорили про всякую всячину. Про бога и, если он есть, его должны судить за то, что он допустил на земле. Про Чарли Чаплина. «Вот комик — умереть можно», — сказала Варя. Вдруг Лена спросила: «Вы в стихах понимаете?» — и дала мне школьную синюю тетрадку: «Почитайте…» И обе, как по команде, встали и ушли.

Лена, оказывается, пишет стихи. В тетрадке было четыре стихотворения. Выписываю одно.

МОГИЛЫ ВЗРЫВОМ РОЮТ

Я стольких мертвых на руках держала,

Я столько их на кладбище свезла,

Что если б я о каждом зарыдала,

Я б от нехватки слез, наверно, умерла.

Но слабость нам с подружкой непонятна,

И молча мы таскаем мертвецов.