Ночь во Флоренции   ::   Дюма Александр

СЦЕНА ИЗ ТРАГЕДИИ РАСИНА

Это был мужчина тридцати — тридцати пяти лет, в юности, должно быть, являвший собой один из лучших образчиков той суровой, величавой красоты, что встречается на юге Италии; но с годами сценические навыки придали особую подвижность его физиономии, а тяготы жизни преждевременно придали серебристый оттенок волосам и бороде, так что теперь почти невозможно было разглядеть прежнего человека под маской лицедея, представшего перед Лоренцино.

Лоренцино скользнул по его лицу пронизывающим взглядом, казалось обладавшим даром читать в глубинах сердец; затем, первым нарушив молчание, которое комедиант хранил, несомненно, из почтения, произнес:

— Так это ты меня спрашивал?

— Да, монсиньор, — отвечал актер, делая несколько шагов к столу.

Но Лоренцино остановил его жестом вытянутой перед собой руки.

— Минуту, приятель, — сказал он. — Я положил себе за правило, что людям, знающим друг друга не больше, чем мы, следует беседовать, находясь на известном расстоянии.

— Смею заверить монсиньора, что мне слишком хорошо известно, какое расстояние разделяет нас, чтобы преступить его первым.

— Как, мошенник? — сказал Лоренцино, показывая в подобии улыбки белые и острые, как у лисицы, зубы.