Одержимый   ::   Санин Владимир Маркович

— Филя! — со стоном выкрикнул Чернышёв. Он выскочил на крыло, сорвал и бросил в море спасательный круг.

Рёв сирены ударил в барабанные перепонки.

— Человек за бортом!

Не знаю, сколько это продолжалось; кажется, кто-то сказал минут двадцать. Ненадолго я остался в рубке один: Лыков полез куда-то вниз, а Чернышёв, высунувшись на крыло, переговаривался в мегафон с «Буйным». Потом, волоча за собой синий чемодан («Протоколы!» — ударило мне в голову), появился Лыков, на крыло упала сеть, и Чернышёв швырнул в неё чемодан.

— Вира!

— Все? — послышалось с «Буйного».

— Отходи, буду выбрасываться на берег!

— Кто на борту?

— Дед в машине, Лыков на штурвале и я! Не поминай лихом, друг, беру свои слова обратно!

— Чего мелешь?!

— Я-то думал, никогда ты не станешь человеком! Чернышёв сполз в рубку и увидел скорчившуюся за тюками брезента фигуру.

— Черт бы тебя побрал!.. Эй, на «Буйном»!

— Не пойду, — сказал я. — Это я виноват, будь что будет.

Чернышёв усмехнулся, захлопнул дверь левого крыла.

— Как хочешь, — проскрипел он, — на том свете не взыщи… Ну, поехали, что ли.

И рванул ручку машинного телеграфа.

Мною овладело странное спокойствие. Мокрый насквозь от морской воды, залившей рубку, с дикой, при вдохе, болью в помятой груди, я полусидел, полулежал, глядя на Лыкова, который повис на заклиненном штурвале, и Чернышёва — быть может, двух последних людей, которых вижу в своей жизни.