JК
Сердце Пармы :: Иванов Алексей Викторович
Страница: 86 из 111Михаил поехал на переговоры и, простояв станом три дня у запертых ворот Афкуля, вернулся ни с чем: шибан Мансур праздновал очередную свадьбу и говорить о делах не пожелал. На две грамоты русского князя он ответил тем, что содрал с пермяков такой харадж, что вместо соболей пермяки начали отдавать баскакам девчонок. Приложив два жалких сорока соболей и чернобурок, Михаил с первым льдом направил в Москву гонца, прося у князя Василия войска.
И снова навалилась зима, давая передышку, и целыми днями, закутавшись в шубу, молодой князь простаивал на обходах башен Чердынского острожка. Он думал о делах, которые худо-бедно, но делались, хотя каждый раз казались неисполнимыми, и вспоминал отца. Батюшке Ермолай Матвеичу, небось, по нраву пришлось бы на Мишином месте. Он ведь охоч был до трудных задач, до борьбы; был ухватист, ловок, неутомим. Но батюшка лежит в скудельнице в Усть-Выме, под часовней Спаса Неопалимая Купина. И все мечты батюшки — о вечевых звонницах и досках с «Пермской правдой», о княжестве промысловиков, охотников, оленеводов и торговцев — под чердынским небом казались наивной сказкой.
А жизнь извечно идет по-своему, и к этому движению жизни Миша привычно равнодушен. Он словно выгорел изнутри в тот давний усть-вымский пожар, и не осталось ничего: ни боли, ни любви, ни надежды. Он никогда не думал о будущем или о том, разумно ли поступает, справедливо ли, будет ли ему с этого выгода, Он поступал так, а не иначе, потому что так было положено, но в глубине души не верил в нужность своих действий.
И снова навалилась зима, давая передышку, и целыми днями, закутавшись в шубу, молодой князь простаивал на обходах башен Чердынского острожка. Он думал о делах, которые худо-бедно, но делались, хотя каждый раз казались неисполнимыми, и вспоминал отца. Батюшке Ермолай Матвеичу, небось, по нраву пришлось бы на Мишином месте. Он ведь охоч был до трудных задач, до борьбы; был ухватист, ловок, неутомим. Но батюшка лежит в скудельнице в Усть-Выме, под часовней Спаса Неопалимая Купина. И все мечты батюшки — о вечевых звонницах и досках с «Пермской правдой», о княжестве промысловиков, охотников, оленеводов и торговцев — под чердынским небом казались наивной сказкой.
А жизнь извечно идет по-своему, и к этому движению жизни Миша привычно равнодушен. Он словно выгорел изнутри в тот давний усть-вымский пожар, и не осталось ничего: ни боли, ни любви, ни надежды. Он никогда не думал о будущем или о том, разумно ли поступает, справедливо ли, будет ли ему с этого выгода, Он поступал так, а не иначе, потому что так было положено, но в глубине души не верил в нужность своих действий.