Ай эм эн экта !   ::   Черницкий Игорь

И оператора, и кинокамеру на тележке, и пожарные машины, так натурально имитирующие дождь.

Джакомо Доницетти подошел ко мне вплотную и грозно проговорил:

- Грациэ! Си вэста.

- Спасибо, можете одеться, - пропищала переводчица.

И вот тут-то я на самом деле почувствовал себя обреченным. И таким одиноким среди этой сумасшедшей толпы. Голый, продрогший, промокший, грязный, никому не нужный... Мама! Мне стало себя жалко почти так же, как в ту ночь, когда увезли мою добрую тетушку. Я потоптался на месте, повернулся в одну сторону, в другую... Господи, да что же это? Да как же это?! Куда идти-то? Что? А? Срамота! Я как-то нелепо прикрыл ладонями свой скукожившийся мускул любви, потом, наоборот, задницу, потом сел прямо в грязь и натянул на колени так подкузьмившую меня треклятую футболку.

Чьи-то трясущиеся руки подали мне сухую одежду. Я поднял голову кажется, это была костюмерша Валя - и вдруг вскочил, что есть силы рванул от ворота футболку - физиономия ни в чем не повинного Кевина Костнера распоролась пополам, обнажив мою грудь и живот. Сорвав эти лохмотья, в которые превратился некогда так понравившийся мне сувенир польского кинофестиваля в Лагове, я швырнул их комок в лицо одному из мужиков, тащивших меня к яме, и, ухватившись за ствол его автомата и тыча дулом себе в грудь, заорал срывающимся голосом:

- Стреляй, гад! Мразь бандеровская! Стреляй!

Мужичок, смущенно улыбаясь, попятился:

- Да ты чё, вообще уже?

И тут... Не знаю уж, что мною руководило.