Алые сугробы   ::   Шишков Вячеслав

Степан, сжав кулаки, долго смотрел им вслед. Рот его был полуоткрыт. Потом свирепыми прыжками бросился к ружью, сгреб его в обе руки и, рыча, со всех сил стал бить им о дерево. Ложе - вдребезги, ствол изогнулся в колесо. Он отшвырнул изувеченную сталь и привалился плечом к сосне. Закрыл ладонями свое крупное бородатое лицо, ссутулил широкую спину, съежился и стал жалок видом. Крепкий, своевольный мужик не мог сдержать малодушного язвительного стона. Чтоб заглушить его, Степан до боли стиснул зубы, тогда из ноздрей вырвалось звериное мычанье. Степан хрипел, плевался. И вдруг сразу захотелось выкричать все, что накопилось внутри за сорокалетнюю жизнь его.

Тут представилась вся его каторжная участь, с малых лет и до последнего месяца, вся русская мужичья жизнь. Безземелье, голод, нищета. А кругом: болезни, смерть, тяжкий, черный труд впустую, из-за корки хлеба. И единая радость - царев кабак. И единая радость - на шею петля. Для чего ж родился, для чего он жил, слепой и темный? Ведь вот другие люди, в городах, - те все знают, им многое дано, вся мудрость жизни у них как на ладони.

"А мы кто? Ни зверье, ни люди... Эх! Скотинка, тварь..."

И лишь одна особая мысль кружилась над сердцем Степана. Издали, намеками, она хотела ему открыться - и не открывалась, не могла: так ласточка среди бушующего океана безнадежно ищет, куда присесть.

"Жалеючи шел. Для миру старался. Мужиков жалел..." - скользнуло было в сознании и пропало. Самое главное, огромное.