Ангел, летящий на велосипеде   ::   Ласкин Александр

По-разному вспоминается прошедшее чувство.

Кто-то представляет различные ситуации, а Мандельштам видел такую картину.

Ему казалось, что он очень старается, но все никак не может завязать шнурки.

О шнурках

Мандельштам умеет хорошо прятать свои переживания. Мысли о Лютике он поместил туда, где их не так-то просто отыскать.

Ничто не предвещало такого места в "Египетской марке". Как-то уж слишком неожиданно он оказался в ситуации двадцать пятого года.

Так бывает, когда человек идет и вдруг поскальзывается.

Первая реакция - замешательство: "Я то и дело нагибался, чтобы завязать башмак двойным бантом и все уладить как полагается, - но бесполезно".

После этого события развиваются как бы без его участия: "Нельзя было ничего наверстать и ничего исправить: все шло обратно, как всегда бывает во сне".

А затем все начинается сначала: "Я разметал чужие перины и выбежал в Таврический сад, захватив любимую детскую игрушку - пустой подсвечник, богато оплывший стеарином, - и снял с него белую корку, нежную, как подвенечная фата".

На прямой вопрос он бы не ответил, а тут рассказал все. Вот так открываются случайным попутчикам. Как видно, будучи неузнанным, легче выговориться до конца.

Кто такой читатель, как не случайный попутчик? Потому-то и можно быть с ним откровенным, что он никогда не признает в персонаже автора.

Не упустив ничего, Мандельштам сжал рассказ до нескольких опознавательных знаков.