Страница:
64 из 111
Если Баруздина была жрицей египетской богини, то почему бы Лютику не быть Анджиолиной Бозио?
Это сейчас его подруга - человек с неопределенным статусом, то ли официантка, то ли журналистка, то ли еще кто, - а некогда все складывалось по-другому.
Известно, что в 1853 году знаменитая итальянская актриса приезжала в Петербург на гастроли, произвела фурор своим пением, простудилась и умерла.
Похоронена здесь же, по месту скоротечной болезни, на Римско-католическом кладбище.
"Чуть мерцает призрачная сцена..." как раз Бозио и посвящено.
А стихотворение "Я буду метаться по табору улицы темной..." обращено к Лютику.
В нем Лютик проживает жизнь Бозио.
Поэт пытается угнаться за ее каретой, поймать легкий профиль, тень на стекле, но почему-то все время отстает.
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью - нет, с муравьиной кислинкой...
"Свое" и "чужое"
Известие о гибели Лютика подтверждало, что поэзия есть "сознание своей правоты"!
Вот почему, думая о ней, он каждый раз вспоминает Италию.
В стихотворении "Возможна ли женщине мертвой хвала?.." промелькнуло слово "итальянясь".
В "Молодости Гете" поэт предложил читателю что-то вроде шарады:
"Южанка, потерявшая свою родину. Воплощение тоски по цветущему югу, но не итальянка".
Это он о Лютике или о Бозио? Можно еще поспорить, чей профиль в отрывке отчетливей.
Не обошлось без отсылок к ранним стихам. Автоцитаты подтверждали, что круг замкнулся, сон стал явью, предсказание сбылось.
В "Чуть мерцает призрачная сцена...
|< Пред. 62 63 64 65 66 След. >|