Авессалом, Авессалом !   ::   Фолкнер Уильям

Оно начало материализоваться и теперь, вопреки закону всемирного тяготения, приняло ту же странную позицию, словно, утратив свой вес, превратилось в сложенный пополам листок бумаги, который принес с собою летний день в Миссисипи, аромат глициний, запах сигары и беспорядочную суету светляков. -- Юг, -- сказал Шрив. -- Юг. О господи. Не удивительно, что все вы переживаете самих себя на много-много лет. -- Листок теперь был виден совершенно четко; скоро он сможет разобрать отдельные слова -- скоро, через секунду, вот-вот, сейчас, сейчас, сейчас.

-- В двадцать лет я старше множества людей, которые уже умерли, -- сказал Квентин.

-- А умерло гораздо больше, чем дожило до двадцати одного, -- сказав Шрив. Теперь он (Квентин) мог его дочитать, кончить -- это ироническое письмо, написанное косым затейливым почерком, письмо, пришедшее из штата Миссисипи в эти суровые снега:

{... хотя и не исключено, что это возможно. Разумеется, никому не повредит уверенность в том, что она отнюдь не лишилась права быть оскорбленной, права изумляться и не прощать, а, напротив, сама достигла того места, предела, где объекты сострадания и оскорблений уже не призраки, а настоящие живые люди, способные воспринимать и ненависть и сочувствие. Никому не повредит надежда -- видишь, я написал надежда, а не мысль. Поэтому пусть так и будет надежда -- на то, что одному достанется порицание, безусловно заслуженное, а другим сочувствие, которого они, будем надеяться (пока мы еще надеемся), страстно желали, хотя бы только потому, что они вот-вот его получат -- хотят они того или нет.