Азов   ::   Мирошниченко Григорий Ильич

– Ну и Москва же! – воскликнул атаман, подходя к крайнему дому на одной из улиц. – Ну и Москва! Голова от нее, матушки, кружится…

Атаман постучал кулаком в ворота.

Из деревянного невысокого дома с клетушкой на резное крыльцо, возле которого положили свои седла казаки, вышла Ульяна, отворила ворота.

Это была высокая, статная, в полной красе, румяная баба. Белая, грудастая. Руки полные, круглые, как сдобная булка. Брови чернее сажи. Глаза карие и смешливые. Ульяна удивила казаков, пожалуй, не меньше самой Москвы-матушки.

Всплеснула Ульяна руками, кинулась на шею атаману:

– Алешенька, сокол ты мой залетный, дальний! Да думала ли я, гадала ли? Да знала ли я, что приведет еще меня господь глядеть в твои ясные очи!.. – и заголосила на всю улицу, запричитала.

– Постой, Ульяна! Не дури, баба, – степенно, но все-таки растроганно сказал атаман. – Я нынче ведь женатый. Пусти, не балуй – задавишь. Да брось голосить: людей пугаешь!

– Алешенька! – продолжала голосить Ульяна. – Родные вы мои, казачки лихие, мои атаманы донские, да как же я истомилась по вас. Слезы уже все выплакала… Вот как был у меня атаман Смага, а за ним еще Радилов, так больше никого и не было… Пожалуйте в избу, дорогие гостюшки! Пожалуйте. Не обессудьте! Идите в терем мой. Всем место дам.

Захлопотала Ульяна.

– Седла кидайте в сенник. Сумы бросайте в клетушку. Хватайте ведерочки, бежите за плетень к колодцу.