JК
Азов :: Мирошниченко Григорий Ильич
Страница: 520 из 615А бниз по Дону все еще плыли трупы людей, верблюдов и лошадей.
Походный атаман, взойдя на берег, снял медный шлем и пригляделся. Опаленные огнем курганы возвышались на степной поверхности, словно черноволосые головы богатырей. Вокруг курганов курились еще не догоревшие клочки сухой травы. Степь вокруг выглядела убогой, осиротелой, тихой. Чернели обуглившиеся казачьи зипуны, обгоревшие седла, верблюжьи головы. Всюду валялись обожженные тела и кости. В высоте кружились вороны, степные прожорливые коршуны и хищные ястребы. Для них в степи добычи было много.
Стояла тишина.
Татаринов велел играть в рожок – звать военачальников. Он стоял спиной к кибитке и, кроме походного рожка, ничего не слышал.
Вдруг сзади него, в кибитке, послышалось рыданье. Татаринов насторожился. В кибитке атамана кто-то надрывно, горько плакал. Татаринов пошел к кибитке, отдернул ковровый полог и увидел три зажженные свечи и старика Черкашенина, костлявыми руками державшегося за седую голову.
– Ой, дедко, дедко! Почто ж так заливаешься, почто так плачешь?
Дед поглядел воспаленными глазами на Татаринова.
– Что у тебя на душе? – качая головой, спросил атаман.
Дед прошептал:
– Курганы свежие! Казацкие головушки… напрасно полегли!
– В курганах, дедусь, спят храбрейшие донские казаки. Казаку на поле брани смерть красна. А по Дону, ты погляди, плывут тысячи поганых басурманов.
Походный атаман, взойдя на берег, снял медный шлем и пригляделся. Опаленные огнем курганы возвышались на степной поверхности, словно черноволосые головы богатырей. Вокруг курганов курились еще не догоревшие клочки сухой травы. Степь вокруг выглядела убогой, осиротелой, тихой. Чернели обуглившиеся казачьи зипуны, обгоревшие седла, верблюжьи головы. Всюду валялись обожженные тела и кости. В высоте кружились вороны, степные прожорливые коршуны и хищные ястребы. Для них в степи добычи было много.
Стояла тишина.
Татаринов велел играть в рожок – звать военачальников. Он стоял спиной к кибитке и, кроме походного рожка, ничего не слышал.
Вдруг сзади него, в кибитке, послышалось рыданье. Татаринов насторожился. В кибитке атамана кто-то надрывно, горько плакал. Татаринов пошел к кибитке, отдернул ковровый полог и увидел три зажженные свечи и старика Черкашенина, костлявыми руками державшегося за седую голову.
– Ой, дедко, дедко! Почто ж так заливаешься, почто так плачешь?
Дед поглядел воспаленными глазами на Татаринова.
– Что у тебя на душе? – качая головой, спросил атаман.
Дед прошептал:
– Курганы свежие! Казацкие головушки… напрасно полегли!
– В курганах, дедусь, спят храбрейшие донские казаки. Казаку на поле брани смерть красна. А по Дону, ты погляди, плывут тысячи поганых басурманов.