Без страха и упрека   ::   Киселёв Владимир Леонтьевич

Старуха подняла глаза к потолку, к репродуктору, который закричал Настиным голосом «Владимиро-Лыбедская», а затем посмотрела на переднее сидение, куда она прежде почему-то избегала смотреть, и вдруг почувствовала, как сердце у нее заколотилось часто-часто и замерло и холод прокатился по спине.

Там сидела пара, сидела все время молча, парень, который согнулся так, как будто помогал троллейбусу быстрее ехать, как будто ему было невмоготу, что троллейбус на перекрестках притормаживает, и женщина – еще совсем молоденькая – в белой кофточке, через которую была видна белая с кружевами нижняя рубашка, или как там она у городских называется… И женщина эта держала на руках грудного ребенка, укрытого таким, тюлевым покрывалом, как на занавесках у невестки.

Это ей и мешало. Как-то так сидел парень, и как-то так держала она ребенка, и как-то так укрывал его тюль, и как-то так колотилось сердце, что старуха никак не могла вдохнуть воздух, но водительша закричала: «Загородная», парень вскочил, пропустил вперед жену, троллейбус притормозил, женщину с ребенком качнуло, а у старухи вырвалось сипло и испуганно:

– Что с дитем?

Парень дико и странно посмотрел на старуху, а у женщины спина под кофточкой дернулась так, будто ее ударили. Троллейбус остановился, повизгивая, открылись двери, и они вышли, а старуха все твердила, теперь уже про себя: «Что с дитем? Что с дитем?» Сердце у нее отпустило, но руки как-то обмякли и ослабели, и в худом животе что-то дрожало.

«Неживой, – поняла она то, что все время не хотела понимать, избегала понимать, – неживой ребенок».