JК
Собака из терракоты :: Камиллери Андреа
Страница: 57 из 279Так тебе больше нравится?
– Нужно обязательно выходить из себя?
Цирюльник, его мальчишка и посетитель, сидевший на одном из двух крутящихся стульев, которые еле помещались в салоне – на самом-то деле просто каморке под лестницей, – оживленно спорили, но, чуть заметив комиссара, будто воды в рот набрали. Монтальбано зашел с выражением, которое он сам определял как «парикмахерская физиономия», стало быть: рот ужат в щелочку, глаза недоверчиво сощурены, брови сведены-словом, вид сурово-презрительный.
– День добрый, есть очередь?
И голос тоже у него звучал низко и хрипло.
– Никак нет, комиссар, садитесь.
Пока Монтальбано устраивался в свободном кресле, парикмахер, в ускоренном темпе, как в комедиях Чарли Чаплина, поднес к затылку клиента зеркало, продемонстрировав ему результаты своих трудов, раскутал его из полотенца, бросил полотенце в грязное белье, схватил чистое, накинул его на плечи комиссара. Посетитель, отказавшись от положенной чистки щеткой, производимой мальчишкой, пробормотав «дсвиданья», буквально бросился наутек.
Ритуал стрижки и бритья, совершившийся в полном молчании, был краток и мрачен. Новый посетитель, собравшись было войти, заглянул, отведя рукой занавеску из бусинок, но, почуяв неладное и узнав Монтальбано, сказал:
– Загляну попозже. – И исчез.
Весь обратный путь в управление комиссара преследовал запах, не поддающийся определению, но тошнотворный, воняло чем-то средним между скипидаром и тем сортом пудры, которую употребляли уличные женщины лет тридцать назад. Похоже, это его волосы смердели таким манером.
– Нужно обязательно выходить из себя?
Цирюльник, его мальчишка и посетитель, сидевший на одном из двух крутящихся стульев, которые еле помещались в салоне – на самом-то деле просто каморке под лестницей, – оживленно спорили, но, чуть заметив комиссара, будто воды в рот набрали. Монтальбано зашел с выражением, которое он сам определял как «парикмахерская физиономия», стало быть: рот ужат в щелочку, глаза недоверчиво сощурены, брови сведены-словом, вид сурово-презрительный.
– День добрый, есть очередь?
И голос тоже у него звучал низко и хрипло.
– Никак нет, комиссар, садитесь.
Пока Монтальбано устраивался в свободном кресле, парикмахер, в ускоренном темпе, как в комедиях Чарли Чаплина, поднес к затылку клиента зеркало, продемонстрировав ему результаты своих трудов, раскутал его из полотенца, бросил полотенце в грязное белье, схватил чистое, накинул его на плечи комиссара. Посетитель, отказавшись от положенной чистки щеткой, производимой мальчишкой, пробормотав «дсвиданья», буквально бросился наутек.
Ритуал стрижки и бритья, совершившийся в полном молчании, был краток и мрачен. Новый посетитель, собравшись было войти, заглянул, отведя рукой занавеску из бусинок, но, почуяв неладное и узнав Монтальбано, сказал:
– Загляну попозже. – И исчез.
Весь обратный путь в управление комиссара преследовал запах, не поддающийся определению, но тошнотворный, воняло чем-то средним между скипидаром и тем сортом пудры, которую употребляли уличные женщины лет тридцать назад. Похоже, это его волосы смердели таким манером.