Борис и Глеб   ::   Разгон Лев

И сейчас снова мысленно возвращаюсь к этим юношам и снова стараюсь смоделировать их сознание, понять источник их сопротивляемости, отчуждения от лагерного бытия... Думаю, что Борис, который был уже совершенно взрослым и сформировавшимся человеком, инстинктивно - в силу характера и воспитания - выбрал для себя и брата единственно правильную форму существования. Только оставаясь чужими для всех, не сливаясь с лагерниками, могли они сохранить свою индивидуальность, свою "самость", остаться такими, какими их вырастил бывший полковник генерального штаба. И это было абсолютно правильной тактикой. Когда я каким-то образом разговорил братьев и даже сблизился с ними настолько, что узнал их историю, мне казалось, что я сумею их понять, совсем понять! Ибо спасительный для меня интерес к чужим человеческим судьбам не исчезал даже в самые трудные дни. Но - не успел. Вечером после работы в барак заглянул нарядчик. - Завтра не выходите на работу, - сказал он. - Приготовьтесь к этапу. Этап! Куда? В Вожаель на суд? Но мне еще не вручили обвинительного заключения, хотя я и подписал 206-ю об окончании следствия. А обвинительное заключение вручается за неделю до суда - я уже хорошо знал все процедуры строгой и нелицеприятной юстиции, они соблюдались с совершенно бессмысленным упорством. Утром я вышел на развод, мне хотелось попрощаться с братьями. Я нашел нашу бригаду в построенной колонне, поговорил с бригадиром, который ободряюще меня хлопнул по плечу: - Живы будем - хрен помрем! Я согласился с ним и пожал руки братьям.