Братья и сестры (Пряслины - 1)   ::   Абрамов Федор Александрович

Прямо на него, высокая, раскосмаченная, шла Макаровна, впервые за всю жизнь поднявшая голос на своего хозяина...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В воскресенье, с утра, Анфиса с тремя колхозницами переметывала у конюшни сено, которое еще с зимы было определено для посевной. Они уже кончали работу, когда из-за угла конюшни неожиданно вывернулась матерая, бельмастая на один глаз Марина-стрелеха, прозванная так за непомерную резвость своих ног. В молодости она приторговывала водкой из-под полы и нередко, угождая загулявшим мужикам, за один день оборачивалась до райцентра - километров семьдесят туда и обратно.

Поравнявшись с женками, Марина круто осадила себя, так что взметнувшиеся полы старой, засаленной шубы подняли сенную труху с земли.

- Бабоньки! - дурным голосом запричитала она, хлопая себя по бедрам. - Что на свете-то деется... Степан с ума спятил...

- Как спятил?

- Спятил, говорю. Вот те бог, спятил. Своими глазами видела, перекрестилась Марина. - Середь бела дня в сани впрягся, топает по дороге, как лешой... без шапки... У лавки лужа, дак он прямо в низких валенках... Страсть! А на возу-то навалено - самовары не самовары, тазы не тазы - так и блестит. Я это сдуру-то спрашиваю: "Куда путь держишь, Степан Андреянович?" А он хоть бы слово. Глазища в землю - да знай себе прет.

Стрелеха, отдышавшись, опустилась на сани.

- Вот до чего война-то доводит. Каково на старости сына лишиться? А тут еще дичь ставровская, породка, сами знаете. Потихоньку-то с ума сходить не умеем...