Бремя власти   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Не великий князь Иван, а инок Анания лежит там, в вышних горницах княжого дворца, чьи резные верхи видать сквозь намороженные слюдяные оконца книжарни.

Еще недавно книги по большей части заказывали в Суздале, Владимире, Твери, в Новгороде Великом. Теперь переписывают на Москве. Отец протопоп берет Евангелие, невольно любуясь работой.

— Надобно надписать тута о князе нашем! — подсказывает писец Мелентий.

— Не просто, а с похвалою! — подняв палец, отвечает отец протопоп. — Премного сверших и сотворих многоразличная благопотребная граду и гражанам! А такожде и боярам, и мнихам, и стратилатскому чину, и всем смердам нашея земли! Законы утвердих, и очисти пути от татей, и еретик изжени, сотворяяй книгу «Власфимию» и законы русские «Мерило праведное» с «Номеканоном», обнових и утвердих, яко же древлий Юстиниан!

— Не грех ли то будет — сравнити князя нашего не токмо с Устиньяном-царем, но и с Константином, строителем Цареграда? — вопрошает писец. Отец протопоп думает, склонив голову набок. Решает наконец:

— Греха в том нетути, а все ж пойти прошать духовника княжа, да благословит!

Он выходит, и писцы, пользуясь отлучкою старшого, разгибают спины, вздыхают, кто любуясь своею работой, кто зевая, кто тихо перемолвливая с соседом.

— Князь что? — прошают сотоварища, относившего недавно во дворец переписанную набело грамоту.

— Вельми болен! — отвечает тот, и многие хмурят брови.

Князь был рачителен, строг, но и добр. Ни гладом не сидели при нем, ни портами, ни иною какою справою не оскудевали.