JК
Бремя власти :: Балашов Дмитрий Михайлович
Страница: 529 из 538 — Слышь, Ляксандру за батюшкой вослед в Орде задавили!
— Да уж слыхом-то слыхали, еще по осени баяли, а все не знай, верить, не знай — нет! — возразила глупая баба.
Он поглядел на баб с презрением и вздохнул. Из печи вкусно пахло щами. Остро захотелось есть, и он пожалел, что не захватил с собою хоть пареную репину, что ли… Потом от печного тепла он стал задремывать. Вполсна учуял, что бабы, понизя голос, гуторят про него и про его матку: «Младшего, вишь, не от свекра ли и родила!» «Добро, кабы от дедушки!» — подумал он, уже не обижаясь на баб: что с них и взять, полоротых!
Он уже и совсем было заснул, когда в избу вошел наконец припозднивший Силантий. Бабы засуетились. Хозяйка потянула горшок со щами на стол. Сказала, кивнув в сторону печи:
— Паренек-то сомлел!
Силантий, подойдя к припечку, толкнул его в бок. Он вздрогнул; все еще просыпаясь, по-детски тер кулаком глаза.
— Сидай к столу!
— Благодарствую! — степенно отозвался он, слезая с печи, и, отдавая поясной поклон, присовокупил: — А только я с нужою к тебе, деинка Силантий! Ченца надо, мниха какого альбо попа. Батя помер. Дедушко наш.
За столом охнули. Бабы враз затормошили его:
— Почто ж не сказал-то, анделы! Не сказал-то пошто!
Его усадили за стол, дали ложку, отрезали хлеба.
— Ты поснидай, поснидай! Да и ночуй! Из утра поедете вон с Силантием вместях!
— Нет! — ответил он. — Малый там у меня один и скотина.
— Матка, поди, доглядат! — возразила было хозяйка.
— Матки нету. Третий день глаз не кажет! — отмолвил он, приканчивая щи.
— Да уж слыхом-то слыхали, еще по осени баяли, а все не знай, верить, не знай — нет! — возразила глупая баба.
Он поглядел на баб с презрением и вздохнул. Из печи вкусно пахло щами. Остро захотелось есть, и он пожалел, что не захватил с собою хоть пареную репину, что ли… Потом от печного тепла он стал задремывать. Вполсна учуял, что бабы, понизя голос, гуторят про него и про его матку: «Младшего, вишь, не от свекра ли и родила!» «Добро, кабы от дедушки!» — подумал он, уже не обижаясь на баб: что с них и взять, полоротых!
Он уже и совсем было заснул, когда в избу вошел наконец припозднивший Силантий. Бабы засуетились. Хозяйка потянула горшок со щами на стол. Сказала, кивнув в сторону печи:
— Паренек-то сомлел!
Силантий, подойдя к припечку, толкнул его в бок. Он вздрогнул; все еще просыпаясь, по-детски тер кулаком глаза.
— Сидай к столу!
— Благодарствую! — степенно отозвался он, слезая с печи, и, отдавая поясной поклон, присовокупил: — А только я с нужою к тебе, деинка Силантий! Ченца надо, мниха какого альбо попа. Батя помер. Дедушко наш.
За столом охнули. Бабы враз затормошили его:
— Почто ж не сказал-то, анделы! Не сказал-то пошто!
Его усадили за стол, дали ложку, отрезали хлеба.
— Ты поснидай, поснидай! Да и ночуй! Из утра поедете вон с Силантием вместях!
— Нет! — ответил он. — Малый там у меня один и скотина.
— Матка, поди, доглядат! — возразила было хозяйка.
— Матки нету. Третий день глаз не кажет! — отмолвил он, приканчивая щи.