Царские забавы   ::   Сухов Евгений

Иван знал, что царица переживает небывалую любовь к земскому конюшему Ивану Федорову. Ведал и о том, что боярин, не в силах накинуть узду на кавказский темперамент Марии, отхлестал ее ладонью по щекам. Государь подозревал, что Федоров не одну ночь будет замаливать свою провинность, чтобы вернуть расположение царицы.

Московский двор напоминал сироту, просящего милостыню, он поживал так же задорно, как и при великом князе.

Мария Темрюковна не интересовала царя.

Совсем.

И он почти с улыбкой встречал слова Малюты, который буквально шипел от негодования:

— Государь, ты только пожелай, так мы этого Иуду Иванца Челяднина в мгновение ока придушим. Все тихо сделаем, так, что никто и не прознает.

Иван Васильевич равнодушно смотрел на любимца, а потом изрекал, отрыгивая из глубины нутра чесночный дух:

— Не по-божески это. Господь дал ему жизнь, только он и может забрать, Григорий Лукьянович, — объявлял он голосом праведника. — Молиться мы будем, может, господь и отберет у него то, чем каждый муж гордиться должен. Ибо сказано в заповеди: «Не прелюбодействуй!» — И, слушая государя, можно было усомниться в том, что это именно он наведывался к женам бояр, когда те съезжали на дальние дачи. Во власти самодержца было подвесить конюшего за все места сразу, но Иван, уподобившись агнцу, терпеливо наблюдал за прелюбодеянием своей супружницы. — А теперь ступай, Григорий Лукьянович, и помолись за мою грешную женушку.

Месяц прошел в молитвах.