Человеческая волна   ::   Арцыбашев Михаил

А впрочем, не знаю!

Он холодно пожал руку Зарницкому и вышел на темную лестницу. Сверху им светила горничная, перевесившись через перила, и, как всегда, Лавренко посмотрел на ее чистенькую пикантную фигурку, выпукло освещенную лампой. И ему стало жаль ее и противно.

На улицах была пустота и сероватый мрак, указывающий на близость рассвета.

Шаги их чересчур громко отдавались в этой пустоте, и Лавренко озабоченно сказал:

- Будет очень скверно, если нас заберет патруль еще до завтра!

"Тогда мы будем в безопасности!" - мелькнуло в голове у Сливина, но он тотчас же поймал себя на этой мысли и мучительно покраснел.

- Ах, Анатолий Филиппович, - с болезненным раскаянием выговорил он, -если бы вы знали, какой я трус!

- Я тоже трус, - ласково ответил Лавренко и махнул рукой. - Не в том дело, голубь мой!..

А не поиграть ли нам в последний раз на бильярде? Тут я знаю один извозчичий трактирчик такой... - спросил вдруг Лавренко, и ему самому было стыдно, что он говорит о бильярде. Ему всегда было неловко приглашать играть, потому что казалось, будто он уже всем решительно надоел своим вечным бильярдом и что только из деликатности соглашаются с ним играть.

- Поздно уже... - с искренним сожалением, что не может удовлетворить желания Лавренко, к которому чувствовал нежное уважение, ответил Сливин.

- Да!.. Поздно!.. - согласился Лавренко, с трудом разобрав на часах два с четвертью. - Ну, до свидания, голубь мой!..