JК
Четки фортуны :: Сосницкая Маргарита
Страница: 29 из 54Дорогая ты, оказывается, мимоза!
Андрей Иванович выхватил банкноту (пока не передумали!), поцеловал дающую руку и уже на ходу крикнул:
– Одна нога – там, другая – тут! И потом, Лилейшая, я твоих ног! Комсомол может тобой гордиться!
ХII
Вторая охапка мимозы
Убрав все следы пира, Лиля Сергеевна лежала в постели и пыталась себя утешить, что все к лучшему и она еще дешево отделалась, всего каким-то «стольником», а завяжись с этим красавчиком что-нибудь серьезное, потом обошлось бы гораздо дороже. Но от этих утешений, как от аспирина, было легче на сердце, да горько во рту. Все-таки неприятно, когда тебя используют.
Она протянула руку, чтобы погасить ночную лампу, и в это мгновение тишину ее квартиры прорезал звонок. Рука застыла в воздухе.
Лиля Сергеевна встала, накинула батистовое кимоно и бесшумно подошла к двери. Увидела в глазок физиономию Андрея Ивановича, выпуклую, как в отражении на самоваре, и замерла: открыть – это впустить судьбу, пусть неровную и совсем не сладкую, но со свиданьями, звонками, прогулками под ручку и милыми словами, не открыть – судьбы не впустить и увядать в одиночестве, в тени покойного, в обществе неудачниц, которых никто уже не любит, не звонит, не обманывает, и они просиживают в дешевом кафе за кислым кофе, перемывают косточки тем, кого еще любят.
Лиля Сергеевна как не своей рукой отодвинула язычок английского замка.
Андрей, с букетом мимоз больше прежнего, просиял.
«Вот оно, началось!» – чуть не лишилась чувств Лиля Сергеевна.
XIII
Муки совести
Лиля Сергеевна лежала на подушке навзничь, и слезы плыли по ее лицу. Андрей Иванович курил у приоткрытого окна и смотрел, как заря с востока поджигает небо. Взглянул на Лилю и удивился:
– Это что, слезы счастья?
– Счастья?.. Или стыда. Развратная я женщина, развратная и падшая.
Андрей Иванович вышвырнул сигарету, закрыл окно и, с сожалением расставшись с пожаром зари, сел на кровать.
Андрей Иванович выхватил банкноту (пока не передумали!), поцеловал дающую руку и уже на ходу крикнул:
– Одна нога – там, другая – тут! И потом, Лилейшая, я твоих ног! Комсомол может тобой гордиться!
ХII
Вторая охапка мимозы
Убрав все следы пира, Лиля Сергеевна лежала в постели и пыталась себя утешить, что все к лучшему и она еще дешево отделалась, всего каким-то «стольником», а завяжись с этим красавчиком что-нибудь серьезное, потом обошлось бы гораздо дороже. Но от этих утешений, как от аспирина, было легче на сердце, да горько во рту. Все-таки неприятно, когда тебя используют.
Она протянула руку, чтобы погасить ночную лампу, и в это мгновение тишину ее квартиры прорезал звонок. Рука застыла в воздухе.
Лиля Сергеевна встала, накинула батистовое кимоно и бесшумно подошла к двери. Увидела в глазок физиономию Андрея Ивановича, выпуклую, как в отражении на самоваре, и замерла: открыть – это впустить судьбу, пусть неровную и совсем не сладкую, но со свиданьями, звонками, прогулками под ручку и милыми словами, не открыть – судьбы не впустить и увядать в одиночестве, в тени покойного, в обществе неудачниц, которых никто уже не любит, не звонит, не обманывает, и они просиживают в дешевом кафе за кислым кофе, перемывают косточки тем, кого еще любят.
Лиля Сергеевна как не своей рукой отодвинула язычок английского замка.
Андрей, с букетом мимоз больше прежнего, просиял.
«Вот оно, началось!» – чуть не лишилась чувств Лиля Сергеевна.
XIII
Муки совести
Лиля Сергеевна лежала на подушке навзничь, и слезы плыли по ее лицу. Андрей Иванович курил у приоткрытого окна и смотрел, как заря с востока поджигает небо. Взглянул на Лилю и удивился:
– Это что, слезы счастья?
– Счастья?.. Или стыда. Развратная я женщина, развратная и падшая.
Андрей Иванович вышвырнул сигарету, закрыл окно и, с сожалением расставшись с пожаром зари, сел на кровать.