Чины и деньги   ::   Ростопчина Евдокия

Тут Вера, собрав все свои силы, удерживая дыхание, чтобы не дать предательскому румянцу выступить на пылающих щеках, решилась на последнюю смелость и спросила голосом равнодушной шутки: "Так Свирский вам нравится, маменька?" - "Да, уж я говорю, что он малый бы хороший, да только тебе не пара!!" - "А что же вы сказали бы, маменька, если бы он мне также понравился?" - "Ах! с нами сила крестная! Да как сметь тебе подумать о ком-нибудь, не спросясь меня? Случись такой грех, так я тебя скорей в Москву-реку брошу, скорей в земле захочу увидеть, чем тебя отдать за нищего, за дрянь, за негодного мальчишку..."

Эти нежности были высказаны с таким жаром, что обе сестры прекратили разговор. Им ясно было, что нечего более ждать, кроме неприятностей и совершенного прекращения всякого знакомства со мною в том случае, если бы Клирмова возымела малейшее подозрение о наших замыслах. Вера проплакала весь день и выехала вечером только для того, чтобы свидеться со мною и сообщить мне роковой удар нашим упованиям. Она была вне себя.

Слова ее матери привели ее в отчаяние; ее любовь усилилась, встретив себе препятствие. Так всегда пожар страстей, как и пожар вещественный, возрастает, пышет и вдруг разгорается необъятным пламенем, когда неловкие руки хотят его затушить.

Ты можешь понять, как я был взбешен, внимая рассказу Веры, хотя она старалась смягчить все обидное в ответах ее матери выражением собственных чувств. Не говорю о самолюбии - но личность моя, но любовь, но честь, всег что только есть дорогого у человека, все было во мне оскорблено, уничтожено!

Не мнение Клирмовой ценил я, - и есть ли мнение у подобных ей? - но мне было нестерпимо, что она обидела свою дочь в моем лице; я не мог привыкнуть к мысли, что такой женщине обязана Вера жизнью и что она может поминутно подвергаться такому гневу! Еще бесило меня криводушие этой Клирмовой, изобличавшееся похвалой ее, когда она судила.