Цвастика и Пентагон   ::   Пепперштейн Павел

В углу стоял включенный телевизор, где шел фильм «Семнадцать мгновений весны». Дело было в канун Дня Победы, и фильмы про войну и разведчиков показывали целыми днями.

– А, белый голубок! – приветствовала старуха.

– Садись, кино посмотрим.

– Я слышал, вам нездоровится, – участливо произнес Курский.

– Помирать я собралась, а так ничего, – сказала Парчова своим резким неприятным голосом.:

– Ну что вы, вы, наверное, еще сто лет проживете, – вежливо подбодрил ее следователь.

– Сам живи свои сраные сто лет! – разозлилась Парчова. – Долгонько тебе еще здесь маяться.

А мне пора – достаточно с меня. Надоело хуже горькой редьки. Мир весь гниет, гнилой он весь, труха одна… Гнилой мирок.

– С одной стороны гниет, с другой расцветает, как подснежник. Так повелось, – сказал Курский, вспомнив оргию на рассвете.

– Гниет, как подснежник в лесочке! – острила Парчова. – А чего ты сонный какой-то?

– В гостях был.

Курский вытер платком слезы. Парчова прищурилась.

– Взяли тебя под белы рученьки, накапали яда в белы ушеньки! А я исповедаться тебе собралась, святой старец. Собралась я от вас от всех… Тебе еще долгонько тут маяться. Дай-ка руку.

Она цыганским движением быстро схватила руку Курского, развернула, глянула на ладонь, плюнула и тут же отбросила.

– Футы, свастичкой линии сходятся! Свастушкаматушка – это все она. Лидка-то влюбилась в тебя. Еще бы – свастика на ладошке, как гусь в лукошке.