Страница:
41 из 73
Отдашь пану Яновскому двадцать коров, тридцать овец, шестьдесят гусей и все другое — по числу съеденного и выпитого. Иначе — конец тебе.
— Хорошо, отдам, отдам.
— А простить тебя — дело хозяина. Сейчас же пошлешь одного гайдука за родителями моего благородного племянника, а второго — за контрибуцией. Чтобы утром все было тут. А теперь — развязать.
И король огрел Волчанецкого прутом ниже спины в знак подчинения, а потом поцеловал в губы.
— Он великий, он мудрый! — затянули старую песню придворные Знамеровского. — Он умеет покарать и умеет миловать.
Кутеж продолжался. Король и Волчанецкий врали друг другу про былые подвиги, целовались, хлопали друг друга по спине.
Перед рассветом, когда ночной мрак на дворе стал особенно густым, двор и дом напоминали сплошное побоище. Герои лежали повсюду как трупы, смрадом тянуло от догорающего сеновала.
Свинья, каким-то чудом не попавшая в котел, ходила по двору и, задумчиво хрюкая, целовала рыцарей в лица.
За столом осталось не больше десяти человек. Король и Волчанецкий куда-то исчезли. Медикус клевал носом.
Яновский, которого почти не держали ноги, доплелся до дверей и, цепляясь руками за стены, потащился коридором.
И тут он наткнулся на такое ужасное зрелище, что хмель мгновенно выскочил из головы.
Поперек коридора лежали два гайдука и сам пан Волчанецкий, а на них, с оголенной саблей, — Знамеровский. Лежал в луже крови.
— Измена! — истошно закричал Михал.
|< Пред. 39 40 41 42 43 След. >|