Страница:
36 из 94
И Женька вторил ей во всю свою маленькую силу, но довольно-таки пронзительно. И все же Степанов произвел реквизицию по всем правилам. Мусоля химический карандаш, написал список «буржуазных излишков бывшего гражданина Гоголева» и сургучной печатью, принадлежавшей Борису Виссарионовичу, его же сургучом опечатал все сундуки, кофры, шкафы, кладовки и тайники.
– Сумасшедший вы какой-то! – произнесла Алевтина, все еще всхлипывая. – Могли бы пользоваться и пользоваться!
– Я не сумасшедший, а революционный моряк! – наставительно произнес Родион. – Мы вашего Николашку не для того свергли, чтобы самим пользоваться втихую. Мы его ради всего народа свергали... А люстру я, между прочим, записал как проданную в целях поправления моего от тифа.
Реквизиция и вопли Алевтины утомили Степанова, И он лег. В этот вечер она почему-то рассказала ему свою жизнь. Он слушал молча, лежа на диване, закинув могучие руки за голову. Глаза его были полузакрыты.
– Так по щекам и хлестала? – спросил Родион вдруг.
– Хлестала! – кусая губы, кивнула Алевтина.
– Сколько ж тебе лет было?
– Шестнадцати не исполнилось.
– Паразиты, суки, в господа бога, – сказал Родион.
– Чего ж вы ругаетесь?
– Жалею вас, потому и ругаюсь.
Погодя он спросил:
– Женька чей?
– Приходил тут один самокатчик, унтер, хорошенький такой... – опять всхлипнула Алевтина.
– Не реви. И куда делся?
– А кто его знает.
|< Пред. 34 35 36 37 38 След. >|