Дело Артамоновых   ::   Горький Максим

- Ишь ты, дурак, - не сразу отозвался Тихон, протянул руку к собаке, но тотчас опустил её на колено, а Яков почувствовал, что слова его сказаны напрасно, упали в пустоту, и зачем-то предупредил Тихона:

- Ты однако не говори про Носкова.

- Зачем говорить? Он меня некасаемый. Да и некому говорить, никто никому не верит.

- Да, - сказал монах, - веры мало; я после войны с солдатами ранеными говорил, вижу: и солдат войне не верит! Железо, Яша, железо везде, машина! Машина работает, машина поёт, говорит! Железному этому заводу жития и люди другие нужны, - железные. Очень многие понимают это, я таких встречал. "Мы, говорят, вам, мякишам, покажем!" А некоторые другие обижаются. Когда человек командует - к этому привыкли, а когда железный металл - обидно! К топору, молотку, ко всему, что в руку взять можно, - привыкли, а тут вещь сто пудов, однако как живая.

Тихон крякнул и, незнакомо Якову, неслыханно им, - засмеялся, говоря:

- Вперёд лошади телега бежит. Эх, черти!

- И многие - обозлились, - продолжал монах очень тихо. - Я три года везде ходил, я видел: ух, как обозлились! А злятся - не туда. Друг против друга злятся; однако - все виноваты, и за ум, и за глупость. Это мне поп Глеб сказал: очень хорошо!

- Поп-то жив? - спросил Тихон.

- Попа - нет, - ответил Никита. - Он расстригся, он теперь по сельским ярмаркам книжками торгует.

- Хороший поп, - сказал Тихон. - Я у него на исповеди бывал. Хорош. Только он притворялся попом из бедности своей, а по-настоящему в бога не верил, так думаю.

- Нет, он - веровал во Христа. Каждый по-своему верует.