День русского едока   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

- Ни пуха, Есик! - крикнул вдогонку Шноговняк.

- На хуй, на хуй, на хуй! - раздалось в конце коридора.

Шноговняк и Оболенский вошли в гримерную.

Оболенский сел за гримерный столик, посмотрел на свое отражение. Незажженная сигарета в его мокрых огромных губищах выглядела зубочисткой.

- Чего-то сегодня... - он устало выдохнул и зажег сигарету.

- Чего? - Шноговняк стирал пудру с красивого лица.

- Муторно как-то.

- Сейчас расслабимся. Мне тоже с утра в голову какая-то хуйня лезет...

- Эта дура еще... пизда...

- Кто?

- Да... Иванова... налетела на меня в темноте, даже не извинилась, кобыла...

- Сильно?

- Коленкой хуякнула меня...и пошла...

- Она здоровая, правда? - Шноговняк промокнул салфеткой губы.

- Мосластая.

Они замолчали, приводя себя в порядок. Из приглушенного динамика доносилось происходящее на сцене. Раздался грозный голос Бермана, визг детей и наглый хохот евреев.

- А что же Понизовский? - Шноговняк встал, расстегнул свой синий фрак.

- Понятия не имею.

- Они еще с "Карманным бильярдом" не запустились, а тут - " Наковальня".

- Да ну их ... - потянул узел пестрого галстука Оболенский. - Я с ОРТ нахлебался весной.

- Денег нет у Сашки, а амбиций до хера, - Шноговняк быстро раздевался.

- У-у-у! Амбиций...- Оболенский потер короткую, прыщеватую, как и лицо, шею. - Амбиций, блядь, у нас хоть отбавляй. Они с этим ебаным "Новым веком" столько крови мне попортили.