Деревенские адвокаты   ::   Карим Мустай

Еще как зальешься.

- Тогда, выходит, мы все для красных враги?

- А то.

Трудно сказать, с умыслом кто-то затеял этот разговор, нет ли, однако тревожной мути обозникам в душу плеснул изрядно.

Когда кругом все угомонилось, Шайми со стариком-чувашем лет пятидесяти, с которым три дня ехали след в след, тайком сговорились, что ближе к рассвету убегут. Решили, что если бежать потихоньку, без лошади, то никто ничего не заподозрит. Кто же сам, по своей воле собственную лошадь оставит?

- Моя лошадь старая, ледащая, - зашептал старый чуваш. - Ни слезам литься, ни душе томиться... Но божья тварь, однако, потому лишь жалко. И сбруя на тридцати узлах, в сорока заплатах. Хорошую-то лошадь я вместе с упряжкой у нас в лесу спрятал. Сынишка стережет. А твой конь, Шай-мишка, знатных кровей, хомут-дуга боярские, арба царская. Подумай сначала. Второго такого коня дома, наверное, нет.

- Головы тоже второй нет, - отрезал Шайми.

- Тоже верно. Второй головы ни у кого нет.

- Была бы голова цела, говорим мы, башкиры, а лошадь нажить можно.

- Тоже верно... Коли голову снимут - меду не отведаешь, говорим мы, чуваши.

Так они с вечера подбодрили друг друга. Старик-чуваш снял с уздечки лыковые поводья и крепко ими перепоясался под чекменем. Шайми же тщательно смотал отменные ременные вожжи. Хоть сердце огнем тлелось, больше ничего не взял - ни синей, из клена гнутой дуги, ни кожей обтянутого хомута, ни медью обитой седелки.