Деревня   ::   Бунин Иван Алексеевич

- Дабарчук-то, - весело сказал он, сильно картавя. - Говорят, семой год так-то!

- Это какой же - что курицу рубил? - Н-нет, другой... Да это еще что! Иной раз как примется кричать: "Нонче ты, завтра я" - прямо бяда-а!

- Учится, верно?

- Хороша ученье!

Все это было рассказано как будто небрежно, вскользь, с передышками, но с такой едкой усмешкой и картавостью, что Кузьма внимательно глянул на встречного. Похож на дурачка. Волосы прямые, в скобку. Лицо небольшое, незначительное, старинно-русское, суздальское. Сапоги огромные, тело тощее и какое-то деревянное. Глаза под большими сонными веками - ястребиные. Опустит веки - обыкновенный дурачок, поднимет - даже жутко немного,

- Ты в саду сидишь? - спросил Кузьма.

- В саду. А то где же?

- А как тебя зовут?

- Меня-то? Аким... А тебя?

- Я сад хотел снять, хватился!

И Аким, насмешливо мотнув головой, пошел своей дорогой.

Ветер дул все порывистее, сыпля брызги с ярко-зеленых деревьев, за садом, где-то низко, гремел тугой гром, - бледно-голубые сполохи озаряли аллею, и повсюду пели соловьи. Совершенно непонятно было, как могут они так старательно, в таком упорном забытьи, так сладко и сильно цокать, щелкать и рассыпаться под этим тяжким свинцово-облачным небом, среди гнущихся от ветра деревьев, в густых мокрых кустах. Но еще непонятнее было, как проводят караульщики на этом ветру ночи, как спят они на сырой соломе под навесом гнилого шалаша!

Их было трое. И все были больны.