Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

Дмитрий помолчал и, раздумывая о чем-то, тихо сказал:

– О том позабудем тут.

И Тимоша кинулся в ноги Дмитрию, а Дмитрий нетерпеливо велел:

– Ты сперва попляши да на дуде сыграй. День-то вон какой…

И вдруг задумался:

– Не надо.

Когда Тимоша пресек начавшуюся было песнь, держа у губ соломенную дудку, Дмитрий махнул ему:

– Иди играй по рати. Весели. А мне надо пост блюсти: завтра рождество богородицы.

Владимир понял, что князь вдруг затосковал о воинах, которые, может, последний раз послушают дуду, порадуются и падут, и уж никогда больше не улыбнутся. Но скорбь свою Дмитрий таил, чтобы воины не печаловались, были б спокойны и сыты.

Бренко придвинулся к Дмитрию:

– Княже! Спросить хочу.

– Об чем?

– Добро ль будет, князь Боброк впереди дружин пешую рать ставит? Ведь они пахари, смерды, биться не горазды; падут, как снопы.

– Жалеешь, что ль?

– А какая польза, коли падут?

Дмитрий нахмурился:

– А какая нам польза, ежели дружины падут, а эти останутся? Нам только бы дружины устояли, а пахарей завсегда найдем.

В это время перед князем остановился древний, весь белый, как написанный суздальским изографом, старец с длинным пастушеским посохом.

– Бодрствуешь, государь?

– Здравствуй, отче Иване. Откуда ты тут?

– А иде ж мне быть? Строгость здесь блюду, к битве готовлюсь.

– Чем биться будешь? Чего ж оружия не взял, отче?

– Сулицу брал – тяжела. Меч – тяжел.